Просто наблюдения

[Гость Ирчик]

Лал, может это... Николай?

[Доцент 48 894]

Это Грикс!!!!!

[Гость Ирчик]

Нет, Грикс он в Новгороде, а вот Николай полюбил Переславль и обещал вернуться.

[Гость Лалангамена]

Лал, может это... Николай?

Нет! Нет! Только не это!!!

[Гость Кутуся]

Ты небось в блатном дворе живешь!!!

Нет, но есть подозрения, что у нас проживает подпольный миллионер Корейко. Наш двор скребут всегда и когда в Москве снежный коллапс, и когда снега нет вообще.

А вчера в 23-42 по нашему двору трактор снегоуборочный пустили... Он шесть раз в одну сторону ездил и шесть раз в другую. Громко! Телека слышно не было.

Мужчину первого увидеть год будет хороший ,женщину если увидишь то год будет так себе , а здесь целая куча детей ?

Вот спасибо Зиночка, теперь я уверена, что год у меня будет мегахороший, ибо первыми увидела я огромное количество дворников мужского полу.

[Гость Кутуся]

Как нынче всё быстро меняется. Все куда-то движутся - въезжают, переезжают, сужаются, расширяются, меняются местами. Ещё вчера на этом месте была аптека, а сегодня уже цветочный бутик, на месте палатки с мороженным, стоит киоск с чипсами и пивом, а отдел свежего мяса, вдруг превратился в кулинарию с подозрительным запашком.

Вот раньше были времена! Где бы не поселилось какое-либо учреждение - магазин, столовая или скажем почта, так оно и оставалось на этом месте навеки.

***

Наше почтовое отделение, находилось за углом на соседней улице и занимало весь первый этаж кирпичного пятиэтажного корпуса наркологической больницы. К слову сказать, наркологическая больница насчитывала около десятка одинаковых корпусов из серого кирпича, первые этажи которых, занимали всякие магазины. В одном из них был чудесный книжный магазин, в другом галантерея, далее аптека, кулинария, булочная, молочный и даже библиотека.

Мы бегали короткими тропами от булочной до аптеки, сокращали маршруты, пересекая больничные дворы, где постоянно сталкиваясь с алкоголиками, проходящими лечение в больнице, их называли синяками (может за то, что облачены они были в синие байковые пижамы?). Эти пижамы висели на тощих алкоголистических телах, и тонкие голые шеи торчали из широких воротников как соломины. Шеи венчали измождённые серые лица без всякого выражения.

Укорачивая путь от магазина до магазина, население микрорайона ежедневно пересекалось с синяками. Те же, уныло наблюдали за населением. Они собирались небольшими стайками и курили почти не разговаривая, периодически сотрясая стёкла больничных окон утробным раскатистым кашлем.

К полудню, атмосфера микрорайона заполнялась ароматами больничной столовой, и группы грустных алкоголиков развозили тележки с алюминиевыми баками, на которых было написано «СУП», «КАША», «ЧАЙ».

С обратной стороны молочного магазина находилось окошечко, где принимали молочную стеклотару, а в метре от этого окошечка стояла длинная деревянная скамейка. На ней всегда сидели синяки и безучастно наблюдали за свободными гражданами. Они никогда ничего не просили, никого не напрягали и совсем не представляли никакой угрозы. Мы просто жили рядом. Между корпусами больницы даже находилась средняя школа, в которую я ходила весь первый класс без всякого сопровождения.

Частенько, друзья синяков находящиеся ещё на свободе, приносили своим товарищам передачки в виде поллитровок. Синяки высовывались из окон, разматывали бинты до первого этажа, а находящиеся на свободе алкаши привязывали авоську с бутылкой, и начинался подъём «гостинца». Не было ни одного случая, когда бы бутылка сорвалась, по крайней мере, я о таком происшествии не слышала.

Но вернусь к началу своего рассказа.

У нас было наше почтовое отделение…

***

Наверное, все почтовые отделения были похожи, как «близнецы братья».

Наша почта не была исключением, там ежедневно кипела почтовая жизнь, толпился народ, в каждое окошко тянулись очереди. Главный зал представлял из себя просторное помещение с длинным деревянным прилавком от стены до стены, за которым сидели строгие тётеньки. Тётенек и народ разделяло широкое и высокое стекло. Между прилавком и стеклом оставалась небольшая щель, в которую пролезала только ладонь. К одному концу прилавка тянулась очередь с денежными переводами, выплатами, заказными письмами, а к другому, с посылками. Посылки упаковывали либо в фанерные ящики, либо обшивали белой тряпкой, обшитые посылки были похожи на взбитые пуховые подушки.

Между двумя огромными окнами стоял большой деревянный почтовый ящик, размером с холодильник. Именно в него мы бросали письма, считалось, что так, они дойдут быстрее. По периметру зала стояли столы и стулья с откидными сидениями. На столах валялись в беспорядке пустые бланки извещений. А ещё, на столах стояли чернильницы с перьевыми ручками. Уже много лет страна писала шариковыми ручками, но на почте оставались чернила.

В следующем зале располагался переговорный пункт. Там заказывали разговоры. Вдоль стены, стоял ряд телефонных будок, заполненные чернотой, но стоило только войти туда, как вдруг, сам по себе зажигался свет, проявлялись стул и полочка с телефонным аппаратом. Становилось уютно, почти как дома. Пока посетитель будки говорил по телефону, вся очередь с любопытством наблюдала за человеком в будке.

Дальше находился зальчик для отправляющих телеграммы и ещё что-то срочное.

Были ещё какие-то полутёмные закутки с таинственными дверями обитыми железом, с тяжелыми железными крючками и узкие коридоры, которые не имели конца.

Так уж устроена была наша жизнь, что огромное количество времени люди тратили в очередях. За чем стояли, о том и говорили. На почте можно было узнать всё о тех, кому отправляют посылки, что скрывается за пятью словами телеграммы, что случилось пять лет назад у того, кому предназначен перевод, о чём говорили в прошлый раз с Вологдой. Одна бабуля так долго рассказывала о каком-то Пете из Калуги, что мама так её и назвала. Когда мы встречались в других очередях, совсем в других магазинах, то мама совершенно серьёзно говорила: « Вон, видишь Петю из Калуги, мы за ней через три человека». И всё было понятно.

Моя мама каждый раз умирала в этих очередях, её утомляли разговоры. Я же слонялась из зала в зал в поисках интересных занятий. На полу всегда можно было найти копейку или двушку, такие монеты, как правило, не поднимали, и я искала «свои» копейки. А ещё, заглядывала в тёмную телефонную будку, потом, долго стучала железным крючком, затем, разглядывала стенд с открытками. Открытки не менялись годами. Я могла с закрытыми глазами воспроизвести порядок расположения их на стенде и описать всё, что изображено на этих открытках.

Частенько, люди покупали целые стопки открыток и заполнив их прямо на почте, бросали в деревянный ящик.

Очередь не росла и не уменьшалась, она всегда была одного размера – длинная. Периодически, в очереди вспыхивали какие-то ссоры, и тогда раздавался грозный окрик из-за прилавка: « А ну, тихо!». Очередь замолкала чувствуя свою вину, какое-то время сохранялась тишина, затем тишину нарушал чей-то шёпот, в конце концов, снова поднимался гвалт до следующего окрика. Передние очередники вели себя примерно т.к. были хорошо видны строгим почтовым тётенькам. Задние, постоянно возмущались, а средние, находились в переходном состоянии, т. к. они ещё были солидарны с задними, но уже понимали передних.

К Новому Году, в центре большого зала ставили искусственную ёлку с игрушками, под потолком натягивали бумажные гирлянды, а на стёкла наклеивали вырезанные из белой бумаги снежинки. Казалось, что помещение почты украсили добрые сказочные гномы, ну, никак я не могла представить этих угрюмых работниц, наряжающих ёлку. Ёлки наряжают с улыбками, а тётеньки никогда не улыбались.

Но особо тянул меня стол с чернильницей и пустыми бланками извещений. Как только стул освобождался, я садилась и начинала писать. До сих пор помню эти бланки из толстой грубой бумаги, желтоватого цвета, где можно было разглядеть древесные опилки. В чернильнице всегда были чернила! Рядом, лежала ручка с корявым пером. Никто не брал её в руки по доброй воле, ведь помимо сточенного пера, сама ручка была испачкана в чернилах и взяв её, ладони мгновенно и надолго окрашивались в синий цвет. Я это хорошо знала, но всё равно, брала эту липкую ручку, окунала перо в чернила и начинала заполнять бланк. С фантазией у меня тогда было не очень и поэтому, все мои извещения были заполнены одинаково:

Кому – маме, куда – к маме, от кого – от Наты, сумма объявленной ценности – сто рублей ( больше, воображения не хватало), перечень – конфеты, игрушки, цветы.

Если я делала ошибки, сползала со строки или выписывала неровные буквы, то брала новый бланк и начинала всё сначала. Одно и то же, одно и то же, одно и то же…

Какая бы погода ни была за окном, в помещении почты всегда было жарко и душно. Пахло деревянными ящиками, клеем и сургучом. О, сургуч! Невозможно было оторвать глаз, когда к застывающей коричневой массе прикладывали печать. В тот момент, я мечтала работать на почте, чтобы самой обладать возможностью совершать это таинство на глазах у завороженной очереди. Неся домой посылку, я не сводила глаз с глянцевого сургуча, он напоминал мне шоколад. И хоть сто раз я пробовала его на вкус, каждый раз надеялась, что уж сегодня-то, сургуч обязательно будет сладким.

***

И кто бы мог подумать, что наша почта в один ужасный день просто перестанет существовать. В начале двухтысячных, тихо, без предупреждения, исчезла табличка со стены, погасли окна, от почтовых ящиков, висящих у входных дверей, остались только пыльные контуры. А люди всё шли и шли, растерянно стояли у запертых дверей, заглядывали в тёмные окна, и так ничего не поняв, уныло брели прочь.

Злые гномы изгнали добрых.

Постепенно, закрылись почти все магазины, находящиеся в корпусах наркологической больницы. Территорию больницы огородили высокой решёткой, разделив раз и навсегда синяков и население. Мы по привычке шли к больнице, чтобы сократить путь до магазина или рынка, но всякий раз натыкались на непреодолимую преграду. Теперь, мы с синяками смотрели друг на друга через решётку. И вдруг, они показались нам чужими и даже опасными, а ещё брало зло, что из-за них, нас тоже лишили свободы.

Вскоре, здание нашей почты облицевали серой полированной плиткой, перед входом положили новый асфальт и повесили большую вывеску с золотыми буквами. Все пять этажей здания заняла налоговая служба. И если раньше вдоль фасада стояли в ряд санки и коляски, скулили привязанные к дверной ручке собаки, то теперь их место заняли красивые блестящие автомобили.

Ничего не поделаешь, если ситуацию нельзя изменить, то надо смириться. И мы смирились. Стали ездить по ближайшим почтовым отделениям. Одни из них были после ремонта, а какие-то оставались с советским лицом – всё те же прилавки, те же будки, те же фикусы, те же кафельные полы, столы и стулья. Но это была не наша почта, там были другие запахи, другие люди, другие строгие тётки. Так мы и скитались от одного почтового дома к другому…

Но вот, года три тому назад, по району пролетела новость – почту вернули! Я услышала это от соседки и сразу побежала по знакомому адресу. Однако, налоговая стояла на месте, а вот нашей почты как не бывало.

И только с третьего раза, я обнаружила в торце соседнего корпуса незаметную дверь со скромной табличкой.

Наша новая почта отныне занимала две крохотные комнатки и одну подсобку для бандеролей. Ни тебе сургуча, ни клея, ни чернильницы с перьевой ручкой. Другие открытки, другие марки и современные карточки для междугородних звонков. Но тётки! Тётки были те же! Такие же суровые и нелюбезные.

Хорошо помню своё первое посещение новой почты. Оглядев это ничтожное пространство и печально вздохнув, я уже было собралась на выход, как вдруг, глаза мои упёрлись в маленькую картинку, скромно стоявшую на шкафу. В своё время, этими картинками были завалены развалы на рынках, улицах и в переходах, типа, «шелкография», такие переливающиеся рисунки на всевозможные темы. Но самое интересное, что в зависимости от освещения или угла взора, менялся весь сюжет картинок. Я видела их сотни, но такую, не видела никогда - на краю зимнего заснеженного леса, стоит охотничий домик и вышедший на опушку олень смотрит на него. Ясный морозный день, много снега и никого вокруг. С той самой минуты, я потеряла покой, стоило оказаться недалеко от почты, как этот великолепный олень в снежном лесу, начинал выносить мне мозг. Все мысли были только о нём. Каждый раз, заходя на почту, я боялась, что лесной олень вдруг исчезнет, и я больше его не увижу. Но он был на месте. Я смотрела на оленя, олень смотрел на дом. Сколько раз я уже почти решалась подойти к суровым тёткам и попросить у них эту картинку, но всякий раз, откладывала просьбу на следующий раз. Наши тётки настолько суровы, что рядом с ними даже думать о такой просьбе опасно.

***

Это произошло около месяца назад. Я, как всегда, набравшись храбрости, зашла на почту и первым делом отыскала глазами оленя, потом стала искать тёток. А тёток не было. Ни одной. Вместо них, сидели совершенно иные почтовые работницы, одетые по почтовой форме и с улыбками на лицах. Я оглянулась. В комнате не было ни одного посетителя. Новые почтовые работницы улыбаясь смотрели на меня, я на оленя, олень на дом. Вот он, мой звёздный миг…

…Не помню точно, что я тараторила, но говорила быстро, сбиваясь и перепрыгивая с мысли на мысль. По сошедшим с лиц улыбкам, я поняла, что меня не поняли, и стала показывать пальцем на оленя. Времени было мало, в любую минуту могли войти люди и тогда я упущу этот шанс. Новые почтовые работницы наконец поняли, чего я от них хочу и одна из них встала, подошла к шкафу, взяла в руки картинку с оленем, смахнула пыль и протянула её мне. Возьмите. Так всё оказалось просто.

Я осторожно взяла оленя, положила его в сумку и быстрёхонько пошла домой. После того, как олень вместе с избушкой и лесом был перемещён в мой дом, я побежала в магазин, купила торт и фрукты и отнесла гостинцы новым почтовым работницам.

***

Недавно я снова побывала на почте. Глаза по привычке стали искать оленя на шкафу и не найдя его, впервые за три года, сердце моё наполнилось теплом и радостью.

Вот она, моя картинка!

[Гость VGT]

Класс! ...Распереживался в конце рассказа вместе с тобой - отдадут или нет?...Хэппи энд - отлегло...

[Гость Пехотинец]

Кутуся, спасибо!

А я знал старую почту изнутри. Какое-то время в юности работал почтальоном, развозил телеграммы.

[Таня 6 030]

Спасибо за замечательный рассказ!!! Вы не только картинку приобрели, а нарисовали - живую картину!

[Гость Козерожка]

Кутусенька, очень душевно! Все узнаваемо настолько, что ощутила запах сургуча через много лет.

Картинка и правда необычная. Вдруг на средней картинке появилась луна...

[Гость Кутуся]

Спасибо всем большое за "спасибо"

Распереживался в конце рассказа вместе с тобой - отдадут или нет?...Хэппи энд - отлегло...

Честно говоря, изначально, всего лишь хотела похвалиться картинкой.

Стала писать пост, но к нему прилипло "слишком много букфф"

А я знал старую почту изнутри. Какое-то время в юности работал почтальоном, развозил телеграммы.

О! Про почтальонов можно написать отдельный рассказ. Почтальонов знала вся округа.

Ещё долго огромная коричневая сумка, будет символом той старой почты.

Картинка и правда необычная. Вдруг на средней картинке появилась луна...

Козерожечка, "луна" от вспышки фотика .

Жаль, что самый красивый вид не получается. Когда синее небо и морозный день. Стекло бликует и не даёт фоткнуть при дневном освещении.

Главное, что я его вижу

[ЛяляЛель 11 467]

Кутусь, ком в горле, слезы на глазах...Ведь это же наша жизнь уходит вместе с этими почтами, детскими садиками, домами быта....

[Гость Ирчик]

Кутусь, а у нас почтальоншей работает все та же тетенька, что и 35 лет назад. Только она уже старенькая, но все такая же шустрая.

Спасибо за воспоминания)))

[Эмили 2 196]

Читала на одном дыхании, и будто я в тот момент была там, на почте.. чудесный рассказ.

[Гость Кутуся]

Кутусь, ком в горле, слезы на глазах...Ведь это же наша жизнь уходит вместе с этими почтами, детскими садиками, домами быта....

Да, Лялечка, жизнь изменилась и мне интересно, что запомнят нынешние детки.

А вообще, когда всю жизнь живёшь в одном месте, то изменений почему-то долго не замечаешь, а потом, как обухом по голове. Вдруг налетает столько воспоминаний, вспоминается столько подробностей.

Кутусь, а у нас почтальоншей работает все та же тетенька, что и 35 лет назад. Только она уже старенькая, но все такая же шустрая.

А я до сих пор встречаю нашу школьную нянечку...

Сейчас подумала, а почему нянечка? Ведь она работала уборщицей -деревянная швабра, серая тряпка. А все называли её нянечкой

Эмили, спасибо!

Изменено 26.02.2013 16:08 пользователем Кутуся

[Irina 2 299]

Что касается почты у меня воспоминания самые свежие так как я хожу туда за марками регулярно из-за посткроссинга. И постоянно с ними ругаюсь так как прошу марки, мне говорят, что их нет, тогда я прошу жалобную книгу и мне тут же отвечают, ой сейчас принесем из другой комнаты и так почти каждый раз.

[Гость Lina]

Кутусь, ну ты даешь! Я про все.....))))

[Гость Кутуся]

Лин, смущаешь

[Пенсионер 1 973]

Кутуся! Я, как и все, сразу стала вспоминать нашу почту. Она была рядом и я часто туда заходила. Но так описать простую почту я бы никогда в жизни не смогла. Да, нашим детям и внукам вспоминать будет труднее. А еще я поняла, о чем я так долго скучала: по твоим простым историям из нашего детства, да и вообще по всяким твоим рассказам. Больше не заставляй нас так долго ждать.

[LoveMyWife 1 544]

Кутусь, как обычно, с душой и размахом Спасибо, жаль не застал такие почты