Литературная страничка

[fungeman 776]

Старые люди, старые времена, обычаи, поступки.....

 

Когда рукой старухи отвергнут будет хлеб

Когда в багрянец алый окрашен будет склеп

Когда над гробом старым подымет старец перст

Когда небесным громом расколот будет крест.

Когда землей рожденный прогорклым будет плод

Когда могильный камень отпустит бездна вод.

Тогда с небес на землю опустится рука

Твой грех простит Всевышний, Прасковья, на века...

 

Эту странную надпись на могильном камне я с трудом разобрал и прочел лишь однажды, случайно стерев засохшие и накрепко прилипшие к серому известняку водоросли. Потом, правда, она мне встретилась еще раз - в старой церковной книге про монастыри, которую дала мне прочесть бабка Пелагея - соседка моих теток, теперь уже покойных, тети Кати, Раи и Нади.

Но в то беззаботное и светлое время моего детства, я, хоть сколь нибудь осмысленно, не сумел придать этой, выполненной каллиграфически, с завитками, ятями, и прочими старославянскими «припампасами» надписи, абсолютно никакого значения. Да и какое значение, мог тогда я придумать всей этой абракадабре - беззаботный девятилетний пацан, отправившийся со своим дедом Николаем в интересное путешествие, для того, что бы, в который раз, поклониться праху его отца, моего прадеда - Александра Морозова, человека значимого, необычного, замечательного - но никакого отношения, ко всей этой истории, свидетелем которой я был, не имеющего.

 

Детство-детство, что может быть беззаботнее, милее того времени, когда есть на свете красивая мама, большая, теплая и мягкая бабушка, строгий, сильный и справедливый отец и еще дед, вечно ругавший меня за внепланово израсходованные мной гвозди, дранку для воздушного змея, помятую рассаду помидор, разбитое окно, но тем не менее любивший меня без памяти. Все наши нежданные и необычные жизненные приключения связаны именно с этими, самыми дорогими для нас людьми

Итак, в нашей деревне Рожново, где родилась и выросла моя любимая бабушка Маша, родная сестра моих теток, случился храмовый праздник - именуемый местным населением Петрово даньё. Почему Петрово — понятно, потому, что есть такие святые Петр и Павел, знаменитые тем, что они убавили лето на один час и именно в этот день — 12 июля. А почему даньё — просто так местное население интерпретировало слово «день» в названии праздника . (12 июля православная церковь отмечает День апостолов Петра и Павла. В этот день заканчивается Петров пост.). Происходило это всегда 12 июля, и собирались в этот день в нашу деревню все дальние и ближние родственники, и гуляли, и пили, и чудили до упада, даже твист, помнится, в то время самый модный и запрещенный танец, под гармошку, какие-то местные охламоны исполняли.... Но все это было потом. В начале все приезжали, размещались на ночлег согласно занимаемого ранга (уважения), кто в сенях или приделке, кто на сеновале, а кто и в светлой части избы на скрипучей железной кровати. Вели степенные разговоры, подолгу сидели на лавках под окнами, ходили в другие избы к знакомым (пишу избы, потому, что так их и называли, хотя это были вполне благоустроенные дома с электричеством, холодильниками и люди там жили вполне цивилизованные). Вечером, накинув на плечи полотенца, шли к реке и купались, фыркая, плескаясь и громко рассказывали очередные городские новости своим знакомым, расположившимся на берегу, выныривали рядом с поплавками рыбаков, но те молчали, праздник ведь же, и Боже упаси никто не пил — все ждали когда он придет, этот Праздник.

Был и еще один обычай на первый взгляд не очень — то и незаметный для повседневной жизни деревни, но очень значимый для большинства приезжих — поклонение праху умерших. Ходили на кладбище рано утром, не афишируя, прихватив с собой пряники, карамельки, а кто и четверку водки, в такой день — разрешалось.

Вот и мы с моим дедом Николаем отправились пораньше с утра на могилку его папы, моего прадеда Александра Морозова.

 

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ - ВИСЯЧИЙ ВРАГ ИЛИ «КОГДА РУКОЙ СТАРУХИ ОТВЕРГНУТ БУДЕТ ХЛЕБ»

 

Ну, во первых не враг, а овраг и славился этот овраг зарослями красной калины, собрать которую можно было даже и зимой (что мы и делали для наших дорогих теток, любивших пироги с этой ягодой), а во вторых почему висячий, а потому, что повесилась там в свое время на старой иве, лет так 150 назад девушка, а все из-за несчастной любви. Но об этом рассказ будет позднее...

 

 

Что может быть лучше деревенских посиделок, когда собирались вместе старые друзья, давно не видевшие друг-друга; знакомые или просто заглянувшие на огонек местные жители. И ведь не всякий разговор был почитаем в это благословенное время, потому, что все в этом мире имеет своё особое предназначение, свой обычай, свой закон, и то о чем можно было говорить просто, без затей при встрече на улице или за столом во время обеда , уже находилось под строжайшим запретом, если вы собрались в столь поздний час, в гостеприимной избе, когда усталое солнце уже склонилось на закат, когда застрекотали в зарослях крапивы ночные кузнечики, когда в открытое деревенское окно, чуть слышными волнами льется ночная прохлада, и так слипаются глаза, но хочется затаиться и слушать и слушать, все то о чем рассказывают большие люди, повидавшие в этой жизни столько замечательного и интересного. И, хотя, многое из того, что мы слышали каждый раз, было давно уже рассказано и в который раз услышано, во всех подробностях, но всегда находились новые свидетели и новые детали всех тех необычных событий, свидетелями которых были наши деды, бабушки, отцы и мамы.

Так вот, в тот раз посиделки случились в доме Черицких. Дом этот был построен в начале века, почти у самого моста, что соединял два берега р. Уводь. И стоял он на краю дороги, ведущей к этой самой реке, и всегда с крыши до фундамента был покрыт густой пылью, от проходивших мимо уборочных машин. Но тем не менее имел горделивую осанку и четыре окна в светлой горнице, палисадник с георгинами и сад, о котором ничего конкретного вспомнить не могу: ни яблоками, ни клубникой, ни огурцами сад Черницких не славился. Но хозяева были люди гостеприимные, сердечные, и всегда с радостью приглашали в свой дом всякого, кто проходил мимо , ибо самовары в то время были ведерные, ставились с утра, где нибудь на лужайке перед домом и выносился на свет старый, видавший виды стол, покрывался он скатертью с множеством дырок, прожженных папиросами неаккуратных гостей и наполнялся этот стол всякими разноцветными стеклянными вазочками полными баранок, сухариков, дешевых карамелек, плошками с вареньем и прочей ерундой; ставились по периметру самодельные табуретки разномастные стулья, или скамейки, и приглашали всякого проходящего в этот час мимо дома, и угощали чем Бог послал и вели степенные разговоры..

Не все, конечно, могли позволить такое, но традиции были святы, и уж раз завела хозяйка такой обычай, так тому и быть.... Кончался день, убирали самовар, стол, скатерть обильно политую вареньем и украшенную новыми прожженными папиросными дырками, и все оставшиеся после застолья припасы, открывалась настежь входная дверь, окна с кустиками герани на подоконниках и вот они, начинались посиделки.

Народ приходил не торопясь, степенно, подолгу останавливались, разговаривали со всякими встречными, идущими на «другие» посиделки — в другие гостеприимные дома, кланялись хозяевам и заходили в дом, располагаясь на старых венских стульях, скрипучих диванах, скамейках. Мы, ребятня, старались занять побыстрее самые, стратегически выгодные места на печке.

Что может быть лучше старой, выбеленной известью, русской печки, по неровной поверхности которой можно было провести своей ладошкой и найти самое теплое место, прижиться к нему и немного погреться.

Итак все гости расселись, дети улеглись поудобнее и начиналась беседа... В основном вспоминали всякие комические случаи из деревенской жизни: например, как мои молодые двадцатилетние тетки - Наталья и Лидушка, зимой, набрав корзину калины для бабки Раи, в Висячем овраге, не смогли ни в какую выбраться по крутым склонам из этого самого оврага. Снега было столько, что в нем можно было запросто утонуть. И как «спасли» их мимо проезжавшие на тракторе местные мужики. А вот догадаться спуститься по оврагу к реке и спокойно по льду выйти к деревне — ума не хватило, проще и забавнее было карабкаться по почти отвесным стенкам, рушить на себя внушительные снежные карнизы и орать, что есть мочи, звать на помощь. Вспоминали и старые времена , например как девки ходили в ригу гадать. (рига — что-то вроде сарая с печью по черному, где молотили хлеб.). Для того, что бы угадать богатый, или бедный будет муж, нужно было снять исподнее и голую задницу опустить в то место, где выметали зерно — мохнатая рука погладит интимное место — муж богатый, голая — бедный. Чем и пользовались местные парни, ну кто откажется голую девку погладить...

Самое страшное, непонятное и загадочное всегда оставляли напоследок, и уже перед тем как всем нужно было разойтись по домам, мы, ребятня, начинали канючить, просили рассказать какой нибудь страшный случай и всегда находилась такая добрая душа, и слушали мы, вытаращив слипающиеся глазенки, рассказы о том, как местный пастух увидав, как по полю катится непонятно откуда — то взявшееся колесо, воткнул в него с испугу палку и как потом в этом же поле под утро, ехавшие из города, на телегах мужики нашли на дороге корчащуюся в муках местную колдунью, изо рта которой и из другого места торчали концы того самого кола, и что так и похоронили её на перекрестке двух дорог, и кол вынимать не стали. Место это я видел, правда с тех времен заросло оно лесом, и березы стоят там высокие, и елок молодых видимо-не видимо, а белых грибов там так много, что собирают местные знатоки грибных мест только шляпки и только у молодых грибов. Заблудиться там было очень просто, березы все одинаковые и дороги на перекрестке точно такие-же , похожие одна на другую. Только по серому дикому камню, что был на могиле колдуньи мы и ориентировались, если выходили к перекрестку. А место это называлось «Крест», и народа там неопытного заблудилось в свое время предостаточно, говорят, что какая-то бабушка, часто встречавшаяся на пути аукающихся грибников всегда показывала неправильную дорогу и опиралась эта бабка на окровавленную палку.

Или вот еще один рассказ. Жила в этих местах барыня и пока муж ее, бравый генерал — воевал на полях сражений ,то ли на Кавказе, то ли В 12 году вместе с Кутузовым бил французов, водила она шашни с местными молодыми мужиками. И надо же такому случиться, что понравился ей местный паренек, из наших из рожновских, как звали его сейчас уже и не вспомню, только была у него девушка, а ее звали Прасковьей, и любили они друг-друга без памяти, и собирались вскоре пожениться. Не поддавался он ни на какие уговоры и обещания, но, говорят, опоила его чем -то барыня и все таки уложила к себе в постель, а напоследок решила покуражиться. Делали в то время местные девушки какую то работу по дому у престарелой прелестницы и была среди них в тот злополучный час Прасковья. Вот и позвала барыня в свою спальню девушку, а там такое.... Немного не добежала она до деревни, обливаясь слезами спустилась в овраг, да там и повесилась. Мало того повесилась, стала она являться в сумерки и ночью всем проезжавшим и проходившим мимо. Говорят выбегала из леса, садилась сзади на телегу или шла рядом и тихо так смеялась. Проедет-пройдет немного и опять в лес в овраг свой проклятый убежит. Стали с тех пор место это не любить, ездили только днем, а овраг назвали Висячим. Вызывали потом попа, кропили дорогу святой водой, да куда там, никуда привидение Прасковьи не делось, а появлялось на дороге почти каждую ночь

Похоронили бедную девушку на развилке дороги: одно ответвление которой вело к церкви и к местному кладбищу, а другое в село, укрытое ныне водами местного уводского водохранилища. Бабка девушки от горя такого занемогла и есть и пить отказалась и вскоре тоже представилась, а перед смертью еще и прокляла барыню. Говорят та приходила к старухе просить прощения, и принесла всяких припасов, но обезумевшая бабка ничего не взяла, сложила все на порог, отвергла, так сказать хлеб насущный, закрылась и никого больше не пускала к себе.

 

 

 

 

 

РАССКАЗ ВТОРОЙ - «КОГДА В БАГРЯНЕЦ АЛЫЙ ОКРАШЕН БУДЕТ СКЛЕП»

Ах как хочется ранним летним утром подольше поспать, понежиться в постели, не обращая внимания на всю эту утреннюю суету за окном... Но простая мысль о том, что что-то интересное, неповторимое пройдет мимо, и ты никогда уже не увидишь как в этом году расцветают ландыши, лопаются почки на березах, колосится рожь, желтеют и затем падают золотым дождем не землю последние осенние листья, не дает покоя. И вот уже упакован рюкзак, выбрана корзина и маленький автобусик то резво бежит по мокрому от дождя асфальту пригородных деревенек, то осторожно плывет сквозь плотный, слоистый туман, лежащий в низинах и оврагах, а утреннее осеннее, скупое солнце, подсвечивая золотом макушки склонившихся над дорогой деревьев, обещает интересные находки, встречи, да мало-ли какие необыкновенные приключения могут случиться в этом таинственном мире, именуемым лес. 
Мой, ныне покойный, отец - Белов Валерий Иванович был одержим двумя «пагубными» страстями - рыбалка и сбор ягод и грибов. Но из всех его тщетных попыток приучить меня и к тому и к другому, долгое время не выходило ровно ничего путного: то я путывал все лески, находящиеся в то время в воде, то сладко спал у костра, сморенный долгим переездом, то терял самую лучшую корзину, да еще с грибами, то вместо ловли рыбы отправлялся в ближайший перелесок и искал грибы, ведь это интереснее было на данный момент, тем более, что рыба-то не клевала.... И только позднее, со временем, я по настоящему сумел понять неповторимую романтику лесных походов и ранних утренних зорек с удочкой у реки, незабываемый вкус куска черного хлеба в прикуску с круто сваренным яйцом и соленым огурцом. 
Но, что бы я ни говорил, по настоящему полюбить смог только грибалку, и хотя в арсенале у меня до сих пор хранятся и удочки, и донки, и даже сети, я твердо знаю, между двумя этими страстями, будет выбрана только одна- единственная и неповторимая — г р и б а л к а.
Так вот, в один из последних, теплых сентябрьских вечеров мы решили убить сразу двух зайцев: сходить за грибами, с утра пораньше, и наловить окуньков на малька, на жареху - там, уху - что ли, или просто - посушить к пиву. Грибы в эту пору были, и были это — осенние опята, разносортные шляпки их во множестве продавали на базарных развалах суетливые бабки и всякого калибра местные алкаши (впрочем были и солидные люди). Так почему же не воспользоваться случаем. Решено было сначала посетить лесное урочище именуемое «Усадьба», а затем Валерий Иванович, согласно плана, шел ловить пресловутых окуньков, а я гордо возвращался с двумя корзинами грибов и вручал их, под аплодисменты, ахи и охи (если бы все было так на самом деле...), нашим хозяйкам.
Балахонки, Григорово, Поповское, Тарасово, Рожново, Микшино, Баглаево, Княжево — все это наши деревни, памятные места моих предков. да и я вряд ли забуду эти тревожащие душу названия. Сколько светлых и добрых, а порой и необъяснимых, волшебных событий связано с этими названьями. Например, решили местные коммунисты переименовать деревню Поповское то ли в Рассвет, то ли в Восход. И ПРЕИМЕНОВАЛИ, но столбы с табличками на дорогах, странным образом исчезали, падали, а названия быстро выцветали, краска облетала, и стояли безликие указатели, а деревни так и продолжали называть, как в старину Григорово, Поповское.... Или в 39 году вырубили весь лес где была усадьба местных помещиков, даже вековые липы, что стояли вдоль аллеи, ведущей к развалинам уничтожили. Но выросли новые деревья, липы, березы и встала новая липовая аллея. И дорога-каменка , идущая теперь в глухом лесу меж старых лип осталась, и развалины, и старая часовня, и небольшие холмики древних могил меж берез, все как в старь...
Путь нашего автобуса лежал к деревне Баглаево, там нужно было выйти на остановке, перейти дорогу, колхозное поле и углубиться в лес, по едва заметной тропинке. Идти-то всего около часа. И вот мы на месте...
Место, где мы решили собирать грибы было когда-то старой помещичьей усадьбой . Осталась аллея, старый, почти заросший ряской, пруд, с топкими берегами. И хотя в древности усадьба стояла в чистом поле, теперь это был лес — старый березовый лес, выросший уже во второй раз, облетающий желтыми листьями, наполненный таинственными голосами, но, сравнительно, чистый и не заваленный буреломом.
А опенков было видимо - невидимо: почти у каждой березы, на каждом пне, красовались... уже успевшие перерасти шляпки опенка осеннего. Корзины наполнились быстро и обратно к реке уже возвращались по старой каменной дороге. Дорога эта проходила через погост, развалины часовни и, почти у самой дороги старинный склеп. Точнее сказать остатки склепа и часовни. На сохранившихся воротах часовни, какой то «дикий» краевед вывел белой краской: « Памятник старины» и три восклицательных знака. Крыша и покрытые мхом стены часовни сохранились полностью, но окон и двери уже не было. Внутри остались полуразвалившиеся, каменной кладки возвышения, служившие постаментом для гробов, и всякий хлам. Всё это «богатство», с привеликим интересом, стало мной, тут — же изучаться. Я пытался найти хоть какие-то стоящие артефакты того древнего времени. Впрочем тщетно: пара голубых бусин, вот и все, что я нашел... Утолив изыскательский голод догнал отца, делать было нечего и я стал расспрашивать об истории этого места.
Странным образом история усадьбы переплеталась с историей бедной, повесившейся девушки. Оказывается бравый генерал возвратился с войны и то ли по навету, то ли еще как, заподозрил жену в измене. Как там все было на самом деле — неизвестно, только уснула барыня летаргическим сном, говорят, что опоили, а герой войны, так и схоронил ее заживо. Прислугу разогнал, и к склепу никого не пускал, бродил в окрестностях с ружьем. Но деревенские детишки услышали, все таки, стоны идущие из склепа, жаль рассказать сразу побоялись родителям. Пока в Иваново сообщили, пока полиция приехала, времени прошло много. Потом приезжала комиссия из Владимира, склеп вскрыли, а у двери бедная барыня лежала, уже мертвая. Говорят, руки в кровь истерла о камни склепа, так что все вокруг кровью было забрызгано.

Рассказ третий: "КОГДА НАД ГРОБОМ СТАРЫМ ПОДЫМЕТ СТАРЕЦ ПЕРСТ"

«КОГДА МОГИЛЬНЫЙ КАМЕНЬ ОТПУСТИТ БЕЗДНА ВОД»

Прадед мой Александр Михайлович был личностью незаурядной. Служил он в царские времена у фабриканта Зубкова в должности управляющего хозяйством: пек хлеб для ткачей, заведовал оранжереей, фруктовым садом, огородом и всей домашней челядью. Кроме этого был еще он другом известного смутьяна и революционера Уткина Ивана Никитича (партийная кличка — Станко), погибшего во владимирских, царских застенках по окончании революции 1905 года (в 1910г.). И был мой прадед, к тому же, ещё и заядлым шахматистом, и даже играл в шахматы с Великим князем Михаилом Александровичем Романовым, проживавшим какое то время в имении Зубковых, что располагалось по Фабричному проезду нашего города Иваново.

В 1917 году Зубков, предвидя грядущие гонения и репрессии купил Александру Михайловичу дом в деревне, на берегу р. Уводь, а советское правительство, за заслуги перед революцией (в 1905 году прадед на пекарных фабриканта пек хлеб для бастующих и снабжал им рабочих) определило ему должность — церковного старосты в местной церквушке. Прадед не дожил до Великой Отечественной войны, и в 1936 году был похоронен на местном кладбище.

И вот теперь , каждый год, в храмовый праздник, мой дед — Николай Александрович Морозов совершал поход на то кладбище, где покоились останки его отца и моего прадеда. Путешествие это было довольно увлекательно: я любил долгие переходы, рассказы деда о былой жизни, его случайные встречи со старыми знакомыми, бесконечные разговоры о старинной жизни. Была в этих встречах какая — то патриархальная церемониальность, непохожая на на ту жизнь, что окружала нас теперь. Отправляясь в путешествие Николай Александрович доставал старый, видавший виды, картуз, и водрузив его на голову укладывал в дорожную сумку нехитрую закуску: хлеб, четверочку водки, свежие огурчики, нарезанную колбаску.

Ах, как было приятно нежиться в постели, ожидая, когда дед приоткроет дверь и окончательно разбудит меня, умыться под рукомойником теплой, настоявшейся водой, поесть домашнего творога со сметаной, одеть на босу ногу дырявые сандальки, и догонять своего деда, ушедшего уже Бог весть знает куда, остановиться на мгновение на старом деревянном мосту через реку, загрести ногами побольше пыли и сбросить в тонкие щели меж досок. И видеть, как сразу пыль превращалась в светящиеся на солнце тонкие полоски, камушки покрупнее тонко булькали, а вездесущие уклейки сновали под этими светящимися столбами и искали что-то съедобное и убедившись в бесполезности поисков, ярко блеснув боками, разбегались в разные стороны.

В тот год воды в реке было мало, не знаю по какой причине, но метра полтора — два водохранилища было спущено, и теперь на реке под мостом можно было видеть, не только извивающиеся тонкие изумрудные водоросли, но и заиленное дно, камни покрытые мхом, важно проплывающих щук, крадущихся раков.... и всякий сор, случайно или умышленно сброшенный с моста в Уводь.

Я быстро догнал дела, дорожная пыль полностью забила сандальки и приятно холодила босые ноги. Путь был неблизкий, примерно восемь километров.

Протяжно заныли компрессоры на фермах, сначала в одной деревне, потом в другой, третьей, слоистый туман лежал в низинах, рыбаки, высоко подняв удочки, шли к своим рыбным местам, грибники вениками сбивали росу на траве, пытаясь пробраться к лесу не замочив штанов, какие-то луговые птицы протяжно кричали, и чувство благодарности, нежности и любви, ко всему что окружало меня, все росло и росло в душе. По пути зашли на родник, вволю напились и набрали в бутылку ледяной, вкусной воды. Это был даже не родник, а целый ручей. Пробившись между корнями черной ольхи, вода, целым потоком изливалась наружу, шевелила мелкие пестрые камешки, лежащие на дне, перебирала струящийся песок и устремлялась вниз к реке, петляя меж деревьев увитых диким хмелем.

Вдоль дороги рос мелкий березняк, я спустился с обочины и отважно ринулся в зеленую чащу в надежде найти грибы, и тут же пыль в сандалях превратилась в липкую грязь, роса пропитала штаны — стало холодно и неуютно, и поход за грибами пришлось отложить, вернуться к ручью, промыть сандали и в который раз догонять деда.

Солнце поднималось все выше, по пути стали встречаться незнакомые и знакомые люди. Дед степенно останавливался, здоровался, поднимая за козырек картуз, и заводил долгие беседы о нелегкой деревенской жизни, нехорошем правительстве, детях, знакомых и т. д. Я, в начале с интересом слушал эти россказни, потом спускался к опушке, в поисках сладкой земляники, потихоньку отпивал воду из бутылки или жевал бутерброд, заботливо сунутый моим дедом в руку. Тёти и дяди не видели моего деда много лет, поэтому подолгу останавливались, но меня это как-то не напрягало, ведь вокруг столько интересного.

Ну вот и церковь, где служил мой прадед старостой и погост. Отступившая вода обнажила фундаменты домов, стоявших когда-то вдоль берега (в связи со строительством Уводского водохранилища село ушло под воду, крестьяне разобрали дома и переехали в другое место). Зеленая сухая тина и хрусткие водоросли лежали повсюду. Дед ушел на кладбище, а я загребая ногами все это добро, бродил меж остовов каменных фундаментов, возможно представляя, как жили люди в ту далекую, непонятную эпоху. Вдруг дед меня зачем-то позвал и я бросился к нему со всех сил, но неожиданно запнулся и и упал на землю. Причиной моего падения был прямоугольный камень, покрытый тиной и водорослями, лежавший, очевидно на развилке двух дорог, одна из которых вела в церковь, а другая спускалась в село. Дед подошел ко мне, обтер грязь и слезы, убрал прилипшие к камню водоросли, присмотрелся, прочитал надпись и со вздохом перекрестился. А на а камне том было написано.

 

Когда рукой старухи отвергнут будет хлеб

Когда в багрянец алый окрашен будет склеп

Когда над гробом старым подымет старец перст

Когда небесным громом расколот будет крест.

Когда землей рожденный прогорклым будет плод

Когда могильный камень отпустит бездна вод.

Тогда с небес на землю опустится рука

Твой грех простит Всевышний, Прасковья, на века...

(текст переработан мной, но смысл остался)

 

Откуда мне было знать, что на том перекрестке и была предана земле бедная девушка, решившая лишить себя жизни из-за несчастной любви. Потом, по дороге обратно в Рожново дед мой рассказывал. что уже перед самой войной, когда было построено Уводьское водохранилище, дом свой, попавший в зону затопления, решил он перевезти в Иваново. А в последний раз что-то запозднился и ехал уже в сумерках (перевозил остатки бревен), и вот в то самое время навстречу ему и вышло привидение бедной девушки из Висячего оврага. Прасковья догнала воз, уселась на свисающие бревна сзади, да так и ехала до самого Рожнова. Всю дорогу она тихонько смеялась и улыбалась. А потом сказала: «Еще встретимся», и пропала.

Дед ушел бродить по березовым перелескам, растущим вдоль дороги, а я тихо брел , подавленный всем услышанным мной от деда., тем более, что историю о бедной девушке я уже слышал на посиделках в деревне.

[Аристарх 1 621]

Сижу, листаю гороскоп, читаю пояснения-
Какие прелести сулит нам следующий знак?
Но всё сильней морщинят лоб тяжелые сомнения:
Похоже в этот раз козлит китайский зодиак?

Налил я водочки стакан, взял булочку со шпротами
Какой-то гороскопный зверь глядит с календаря:
"Ну что стоишь-то, как баран, под новыми воротами?
Такой уж год... Чего теперь расстраиваться зря?"

Люблю китайский зоопарк - рогатые, безрогие...
Харизма каждому дана, и каждый - молодца!
Но как сказал магистр Ламарк в "Основах биологии":
"Всегда найдется хоть одна паршивая овца".

Любому, что ни говори хоть трезвым, хоть в подпитии
Найдешь удачный комплимент, приятное словцо,
А к ней попробуй подбери приличные эпитеты
Кому-нибудь, скажите мне, охота быть овцой?

Змея - мудра, а Бык - силён, ну а Собака - честная
Дракон вообще напалмом жжёт, а Кролик тот плейбой,
И лишь овца из ряда вон - скотина бессловесная
Куда ведут, туда идет, пусть даже на убой  

"Степан пойдет на шашлыки"- шашлык Степану нравится.
Купил закусок и вина и взял с собой мангал
"Овца пойдет на шашлыки" - Вы чувствуете разницу?
Дорога вроде бы одна, зато какой финал!

...Зима опять как не зима, как та овца заблудшая
И как обычно в мой салат попало конфетти
Ну неужель не стоит нам надеяться на лучшее?
Хоть жизнь совсем не мармелад, должно же повезти?


...Пусть овцы множатся в хлеву, а волки будут сытыми
Ведь как говаривал мудрец - великий Х.й-За-Бей:
Клади на всё, да жуй траву и шевели копытами
Совет один для всех овец: Живи и не робей!

 

Ну, типа, с наступающим!

[Zeff 10 575]

Жёстковато, конечно, но, "из ряда вон" - Правильно!

И Вас - с Наступающим!! ))

[Захаринский Алексей 364]

@fungeman,

Какие красивые места там у Вас в Рожново! И столько преданий сложено! Когда читал, как сам всё исходил. Талантливо написано. Пишите ещё. Вот только дед Ваш, когда призрак у него на телеге ехал, неужто не испугался? Наверное, сам ни жив ни мёртв сидел?

[Deta 34 677]

@fungeman, понравилось чрезвычайно! Как здорово Вы пишите, у Вас не просто талант, а талантище!  Редко, что читала с таким удовольствием. 

[fungeman 776]

@deta,

 

Дед любил при каждом удобном случае (застолье)  рассказывать эту историю , да и не он один в деревне знал про привидение, были еще свидетели.

[Deta 34 677]

@fungeman,меня не столько само приведение заинтересовало, хотя история, конечно, захватывающая. Когда Вы описываете ваше детство, окружающий быт, природу, просто прогулку с дедом, мне кажется, что я и сама там, рядом с вами, все это вижу своими глазами, слышу и ощущаю. Полное погружение.

[fungeman 776]

@deta, 

Спасибо, Продолжение напишу позже.

[Захаринский Алексей 364]

Печенька для Лешего.

 

Рассказывал уж я тебе, как Леший-то наш ночью меня стужал, хотел чтобы я молитовке выучился. А потом в травах меня научил разбираться, да разные диковинные былинки и грибочки в своём лесу показывать стал, которые даже учёные люди найти у нас не могли. Так бы мне и жить-радоваться – по лесам бродить, да новые травки узнавать, а у известных красоту неоткрытую открывать и людям ту красоту показывать, да о премудрости Творца нашего рассказывать. Но не бывает всё ровно да гладко.

 Пришла в наши края беда – решили нашу землю к Москве присоединить, среди лесов дремучих дороги провести, поля привольные домами застроить, реки-ручьи, что вёснами живою водой текут в трубы заключить. Добро бы, коль людям жить негде было, да с каких это пор Русь-матушка, Русь обширная да вольная узкою да тесною сделалась, что надо непременно леса подмосковные под жильё вырубать? Для приезжих да инородцев дома эти строятся. Для тех, кто деньги большие чует, со всей земли туда стягивается.

Не мог я выдержать, что землю мою родную на такое разорение и поругание готовят, и решил к Лешему пойти, защиты у него попросить. За годы немалые, что здесь живу, так я леса окрестные излазил, закоулок каждый да болотину, что не только где травки, что никто не знает, растут, ведаю, а и где Леший живёт давно уж нашёл. Всем только не скажу, не обессудьте. Ежели не понравится ему человек, то будь ты хоть с компасом, будь хоть с навигатором – из трёх сосен не выйдешь, кружить будешь, а то и рассудка на время можешь лишиться. Ну, да это отдельный сказ.

А сказать надо, что к Лешему с пустыми руками-то не ходят. Хоть дух он бесплотный, и не ест ничего, но ты ему иль блинков напеки, иль каши свари, а коль не умеешь ни печь ни варить, так хоть пряничка для него припаси или печенья. Тем ты Лешему показываешь, что и о нём заботу имеешь, а не только о корзинах полных, ежели ты, скажем, за грибами к нему в лес идёшь. Леший страсть как хапуг да жадин не любит.

Вот и я взял пачку печенья, да и отправился в лес.

Недалёк к Лешему путь, да не прост. Не каждый его одолеет. Вот и меня испытать решили. Как вылетели из чащи собаки бродячие – стая целая, да на меня бросаются-тявкают. А я и не боюсь. Говорю им:

– Твари вы трусливые, от страха в кучи сбиваетесь, слабых да старых на испуг берёте. А вы меня попробуйте-ка взять!

Замолкли собаки, отступили.

- То-то же, кишка у вас тонка. А ну, пропустите, а то худо вам будет. Вот я как дубину возьму, да бока вам наломаю!

Испугались тут собаки и  разбежались, только их и видели.

Тут вскорости и до места нужного дошёл, где Леший наш обитает. Ночью он по лесу ходит, угодья свои проверяет, а днём – будто дерево. Не простое дерево, если присмотреться, то глаза у этого дерева увидеть можно, а там и всё лицо покажется.

Вот встал я перед ним и говорю:

-- Батюшка Леший, беда в наши леса идёт, хотят их люди алчные вырубить, а на месте их город выстроить. Вот и это место не пощадят, прямо здесь дорогу проведут. Не будет ни птиц ни зверей, да и нам с тобой другое пристанище придётся себе искать. Что за Леший без леса? Да и я без леса не могу.

Помрачнело лицо на дереве. Положил я печенюшки у корней, да и пошёл восвояси. Тут и снежок запорошил – первый в этом году. То Леший знак подал – услышал, мол.

Вот с той самой поры рубль-то и обвалился, денег не стало, и стройка встала. А вы думали почему?

 

[ТИВ 5 123]

Сказки о грибах. Зимние опята или, когда тебя любят и ждут!

 

Долгого ли – коротко ли, прошло лето, а за ним и осень, налетели злые холодные ветры пошли дожди со снегом, земля подмерзать стала, началась зима. Вот в ту пору приехал домой к Андрейке дед в гости. Давно они не видались. Андрейка деду обрадовался, стали вспоминать про своё житьё на даче, про походы в лес за грибами, да мало ли чего ещё вспомнится старым друзьям. Сидели они дома сидели, но пришло время Андрейки гулять идти. Дед и говорит

- Пойдём со мной в лес, за грибами.

- За какими такими грибами? Деда. Разве сей час есть грибы.

- А вот пойдём, может и найдём!

- А куда пойдём?

- Да, тут не далеко есть лесопарк, там, за прудом.

Тут Андрей засобирался. Любопытно стало, что там в лесу может расти, холодно уже, листва давно облетела, трава пожелтела, но раз дед сказал, значит знает, что есть. Мама стала увещевать

- Холодно, зачем вы в парк, погуляли бы во дворе, какие сей час грибы, устанете и промокнете, ничего не найдёте.

- Заядлым грибникам лес, что дом родной, всё время в него тянет! Правда, Андрей?

- Правда, деда, пошли скорей.

- Вы, хоть, не долго.

Всё не унималась мать. Но деда с внуком было уже не остановить.

Вышли, дед с Андреем, во двор, а там, ветрено, сыро, холодно, хороший хозяин собаку из дому не выгонит, но всё равно, пошли они в лес. Шли они долго ли – коротко ли, пока не пришли в лес. А в лесу всё не обычно, листвы нет, ветки чёрные на светлом небе. Ходили они по лесу долго, а грибов всё нет. Андрейка устал, стал отставать от деда, да и дед приуныл. Только прошли они ещё немного и дед, что-то увидел впереди, затем не разбирая дороги быстро пошёл к ближайшему от тропы дереву. Там были опята, маленькие, замершие, совсем невзрачные.

- Смотри, Андрейка, зимние опята!

- Где, где… встрепенулся Андрейка.

Дед обрадовался грибам, как старым знакомым.

- Да вот они, совсем замёрзли, маленькие мои.

- Деда, а почему они зимой выросли?

Ох, Андрюша, давно дело было. Жили братья опята и была у них мама, но не для всех она была матерью, кое-кто ей пасынками приходился. И любила она всех детей по-разному. Любимые не работают, по дому не помогают, только резвятся и озорничают, на улицу гулять бегают, да, всё летом, когда тепло. От того и прозвали их летние опята. Осенью не любимые, но родные гуляют, и зовут их осенние опята. Не родные то же просились погулять, но злая мачеха их не пускала, всё говорила

- А вы в доме убрались? Воды принесли? Дров накололи? Вот, когда всю работу по дому сделаете, тогда и гулять пойдёте.

День и ночь работают пасынки, но работа всё не кончается. Раз не выдержали они и выбежали во двор ненадолго по гулять, а уж зима была, увидали это люди и прозвали их зимними опятами. Мёрзнут опята, но бегают резвятся, радуются. Заметила это злая мачеха и пошла она к отцу, сказать

- Посмотри, что твои вытворяют, дома не метено, не топлено, а они по двору по морозу бегают.

А отец, в ту пору, работой был шибко занят, не когда ему было разбираться, он и сказал

-Ну, что ж, пусть немного побегают, помёрзнут.

Тогда злая мачеха взяла, да и закрыла дверь в дом, пусть мёрзнут. Скоро замёрзли опята прибежали к дому, а дверь закрыта. Сколько ни стучали, сколько не просили они так и не пустила их мачеха в дом пока не пришёл с работы отец. Простудились зимние опята лежат в кровати встать не могут. Подошёл к ним отец, а они у него и спрашивают

- Папа, а можно нам будет летом погулять?

Отец ничего не сказал, только заплакал, он не мог справится с мачехой, такая уж она злая была. С тех пор, вот, и гуляют зимние опята зимой.

- Деда, почему такая грустная сказка?

- Потому, что в жизни всякое бывает, да ты не расстраивайся, Андрей, у меня для тебя много сказок, есть и весёлые, в следующий раз непременно расскажу.

Пришли они домой замёрзшие, да усталые, а мать уже хлопочет, горячего чаю наливает. Сидит Андрейка пьёт чай и говорит

- Хорошо, когда тебя в дом пускают.

- Да, хорошо, когда тебя любят и ждут, сказал дед.

[Ольга 47 291]

Игорь, очень рада Вас видеть. Сказка грустная, но все-таки хорошо что зимой грибы растут и мы им очень радуемся и всегда ждем!)

[Дончанин 33 652]

Заядлым грибникам лес, что дом родной, всё время в него тянет

Вот это точно...

[ТИВ 5 123]

Долго думал, какой сюжет избрать для очередной «сезонной» сказки о грибах. Остановился на грустном, ведь зима конец грибного сезона, лёгкая и светлая грусть.  Для меня прощание с грибным сезоном всегда трудно…. Всё оттягиваешь окончание сезона, всё ходишь в лес, хотя понимаешь, что ничего толком там не найдёшь, да и зачем искать, когда заготовлено больше чем съешь? Но, вот потеплело, надо пойти проверить, может грибы пошли…. И так до тех пор, пока в корзинку положить совсем нечего и домашним не объяснишь, зачем в очередной раз собрался в лес.

[Ольга 47 291]

Очень понравились стихи...

 

 
Спасибо всем, кто нам мешает,
Кто нам намерено вредит,
Кто наши планы разрушает
И нас обидеть норовит!

О, если б только эти люди
Могли понять какую роль
Они играют в наших судьбах,
Нам причиняя эту боль!

Душа, не знавшая потери,
Душа, не знавшая обид,
Чем счастье в жизни будет мерить?
Прощенья радость с чем сравнит?

Ну, как мудреть и развиваться
Без этих добрых злых людей?
Из ими созданных препятствий
Возникнут тысячи идей,

Наполненных добром и светом!
И повторю я им сто раз:
«СПАСИБО ВАМ за всё за ЭТО,
Ну, что б мы делали без ВАС???» Наталья Дроздова 2006.

[Rannar 13 161]

На эту тему есть ещё такое:

 

... если в процессе движенья
Пройдешь ты, товарищ, по мне,
То это свое положенье
Приму я достойно вполне.

 

И, чувствуя вдавленной грудью
Тепло твоего каблука,
Я крикну: "Да здравствуют люди,
Да будет их поступь легка!"

 

 

Игорь Иртеньев "Похвала движению".

[fungeman 776]

Рассказ четвертый.

 

 

Когда землей рожденный -прогорклым будет плод.


Ах какое это было замечательное время — летние каникулы и наше деревенское лето. И ведь было совершенно не важно куда мы уедем в конце — концов, из надоевшего этой затянувшейся и безрадостной сменой времен года города: в Заречье, туда, где на берегу лесной речушки, среди сосен стоял большой, наполненный птичьими голосами, просторный дом моего родного дяди Димы, или в Отрадное к бабушке Маше, где в глубине сада в сарае, пропахшем сеном и распаренным хлебом. жили добрые, пушистые кролики, или в далекое Рожново к бабушкиным сестрам, где по утрам играл рожок пастуха, мычали коровы, блеяли овцы и в сельмаге продавали за двадцать одну копейку такой вкусный лимонад, под названием «Дюшес». Где можно было не дождавшись завтрака, приподняв полотенце, отломить краюху теплого ароматного белого хлеба, достать из кринки топленого молока коричневую ароматную пенку, укрыть этой вкуснотой хлеб и убежать в пойму, чтобы увидеть, как над еще спящими кустами тальника и тростником, набежавший с реки ветерок начинает косматить туман и уносить его белые хлопья в бесконечно голубой простор утреннего неба.
И вот уже получен табель с пятерками, четверками и... тройками; а мамой и папой прочитано очередное нравоучение о пользе хороших отметок и вреде троек и упаси Боже — двоек, для детского неокрепшего нравственного здоровья... Но все это уже в прошлом, самое главное сейчас, что тарахтящий старый запорожец уже увозит меня в зеленую даль, подальше от города, в Рожново, где заждались меня бабушкины сестры: тетя Катя — властная, сильная, именно такая, какой и должна быть заведующая фермой; улыбчивая и неторопливая тетя Надя и тихая и добрая тетя Рая. А еще там была многочисленная мелочь, мои разновозрастные двоюродные братья и две молодые тетки- Наташка и Лидка. Мы их так и называли — Наташка и Лидка, ибо их юный возраст, девушкам было лет по 18, озорство, смешливость не давали повода относится хоть как то серьёзно к этим двум юным созданиям. 
Надо сказать, что жизнь в то время было какой-то особенной, доброй, открытой. Уходили в поле и двери не запирали, можно было забежать в любой дом, скинув сандальки, найти заветное ведро с колодезной водой набрать полный ковш и напиться. Вечером, весь свой детский инвентарь: велосипеды, мячи, удочки можно было оставить прямо возле дома, и уйти спокойно спать. Никому в голову не могло придти воспользоваться нашим ротозейством. Дни были наполнены играми, ловлей рыбы, сбором ягод, а вечером мы жались поближе к взрослым. Народ после трудного дня выходил на улицу, усаживался на скамейки и шли неторопливые разговоры про всякие деревенские чудеса, вспоминали смешные случаи, а иногда на лужайку перед домом ставили самовар, и как было здорово вдыхать аромат тлеющих сосновых и еловых шишек, прихлебывать с сахарком чай, с загадочным названием «тридцать шестой», попыхтеть сапогом на самоваре, зажмуриться до слез от едкого хвойного дыма. 
Были еще разные интересные занятия, например танцы, да-да танцы!!! Ну сами-то мы не танцевали, просто дам нашего возраста там не было, а вот подглядывать, а потом рассказывать нашим бабушкам с кем это там Лидка или Наташка вальсировали, мы любили. На обрывистом берегу Уводи в то время, примерно в трёх километрах от деревни, в лесу располагался студенческий лагерь, где отдыхали студенты многочисленных ивановских вузов. Вот там и происходило все это таинство, под названием «Танцы». Лагерь был довольно благоустроенным местом: одноэтажные спальные бараки, столовая, купальня, танцплощадка, спортплощадки. Нам нравилось туда ходить, лагерь жил своей непонятной, непохожей на деревенскую жизнью, да и прикоснуться, вот так, запросто ко всему взрослому, что ожидала нас в ближайшем будущем, было интересно. Так вот, в тот раз нам кое как удалось уговорить теток взять нас на танцы. После того как мы пообещали набрать им крыжовника, в изобилии росшего на гумне, яблок и еще чего-то, и, самое главное, много не болтать, нам разрешено было присутствовать. Ах если бы мы тогда знали, какое необыкновенное приключение ожидало нас в этот раз.
Над деревней сгустились сумерки, заныли компрессоры на фермах, началась вечерняя дойка, рыбаки высоко подняв удочки, спешили к реке, в надежде на вечерний клёв, а мы счастливые и довольные бежали следом за Лидкой и Наташкой. Путь наш лежал через выгон рядом с фермой, низину, заросшую черной ольхой и диким хмелем, где меж камней широко разлившись и искрясь протекал лесной студеный ручей. Весело было перепрыгивать с камня на камень и, неожиданно, под смех братишек и сестренок, сорвавшись со скользкого булыжника плюхаться на четвереньки, подымая кучу брызг, и не удержавшись, вместо слез и самому весело рассмеяться. Дальше тропа подымалась вверх к обрыву, покрытому снизу до верху норками ласточек-береговушек. Под обрывом этим бил меж корней ключ, как считало местное население с самой вкусной водой. Брали эту воду бочками, специально для засолки огурцов и помидор. Впрочем в этот год с огурцами вышла оказия. Нельзя сказать, чтобы их было мало, их было много, но были они в этот год горькими-горькими и годились только в засолку. Дальше, еще выше над ручьем деревья ольхи расступались широкими полянами и были эти деревья высоки и как -то по особому сумрачны, было жутковато заглядывать в темноту меж серых стволов, где на каких-то лесных былинках дремали жуки-светляки. И вот тут случилась первая необычайная, если можно так сказать, неожиданность. Меж стволов ольхи в траве, на полянах, повсюду, куда допускал нас сгустившийся вечерний сумрак росли грибы. И уж больно смахивали они на белые: толстые коренастые ножки, мясистые шляпки, гиганты и молоденькие крепыши. Мы перебегали от одной россыпи грибов к другой, набирали полные руки и не знали куда это все деть, не идти же на танцы с грибами. Решение было найдено: все, что собрали сложили в кучу у тропы и решили забрать на обратной дороге, выпросив у студентов какую либо тару. 
Вторая неожиданность, не самая приятная, ожидала нас в лагере — сгорел усилитель, и уже была отправлена делегация на мотоцикле за сгоревшими транзисторами в город, но поправить это горе можно было только на следующий день ибо до города было двадцать километров, а ночью транзисторы не продавали. Вот и сидели мы такие грустные на скамейках, стоящих вдоль волейбольного поля, и не знали уже как убить время... И тут кто-то предложил, а давайте погадаем. И гаданье это предполагало быть не какой-то детской забавой, а настоящим спиритическим сеансом, с листом ватмана и начерченными на нем буквами, знаками и цифрами, блюдечком со стрелкой, свечами. Вся ватага наша двинулась в какую-то спальню, где быстренько в цент комнаты поставили старый деревянный (без единого гвоздя, клееный) стол, установили стулья, придвинули поближе кровать, разложили лист ватмана, установили блюдечко, зажгли свечи, заперли дверь, выключили свет и сеанс начался.
По началу было жутковато, вызвали дух, ну кого — же еще, конечно А.С. Пушкина, установили блюдечко в центр окружности, где было написано «Дух»., прикоснулись к внутренней части ободка кончиками пальцев и задали вопрос: «Слышишь-ли ты нас, дух А.С. Пушкина или нет», и все замерли. Стрелка, нарисованная в центре блюдечка, дрогнула, повернулась и блюдечко медленно, но уверенно поползло в сторону надписи на ватмане «Да». Мы в начале спрашивали простые вопросы, где нужно было отвечать да или нет, потом спросили, пишет или нет он новые стихи на том свете. Блюдечко уткнулось стрелкой в надпись «Да». Но почитать новые стихи дух напрочь отказывался. Потом пошло самое интересное, мы стали задавать вопросы, где простым да или нет не отделаешься, и надо было складывать уже буквы в слова. К этому таинству допустили даже нас — мелюзгу, и как же я удивился, когда под моими пальцами блюдечко задвигалось, как живое. Оно было готово вырваться из под моих пальцев, я еле успевал двигать руки вслед за ним. Помню последний вопрос звучал так: «Где можно увидеть тебя -Дух»... Стрелка уверенно сложила слова: «На кладбище, в двенадцать часов ночи» Не знаю, как объяснить, но именно в это время на часах было ровно двенадцать часов, и тут за окном полыхнуло пламя и одновременно раздался оглушительный удар грома , порыв ветра распахнул окно, девчонки заверещали. Включили свет, закрыли окно, и обратно в деревню нас отправили на директорском УАЗе. Мы тряслись по раскисшей дороге и молчали. Уже на подъезде к деревне Сашка произнес: «Да»... К чему это да относилось уточнять не хотелось.
Ужинать мы не стали. Уложили нас на полу, постелив на пол матрас набитый сеном и мы заснули тесно прижавшись друг к другу. Ночью снились кошмары....
А грибов на следующее утро на том месте мы не нашли, впрочем из леса многие грибники в этот и на следующий день приносили похожие. Их было настолько много, что росли они повсюду, даже в деревне повылезали после дождя. Но есть их было невозможно ибо были это желчные грибы. Народ собирал, жарил, варил супы, плевался, разводил руками. Не росли эти грибы до той поры в наших лесах, не росли.....

[Deta 34 677]

Андрей, спасибо, наконец дождалась продолжения! А Вы публиковаться не пробовали?

[fungeman 776]

Да нет, надо дописать и подредактировать еще. Спасибо.

[Промокашка 4 795]

У меня тоже этот вопрос возник.

[Промокашка 4 795]

@fungeman, редко кто может рассказать о природе, о деревне, о людях которые там жили так интересно и не скучно!!! Здорово! Ещё хочу !