Грибное творчество рода Прутковых и друзей

[MazVG 18]

 

И тени кружева плели из света

 

Смотрели василёк и подорожник,
как бабочек прогнал с поляны дождик,
макушку целовал ромашке рыжей
и мял ей накрахмаленные брыжи.

Лениво тучи уползли на север,
дрожал насквозь промокший русый клевер,
дышала тяжело листва густая,
и день отлёта знала птичья стая.

Пчела гудела - скоротечно лето,
и тени кружева плели из света,
слетались голуби, просили хлеба...
а в лужах твой двойник касался неба.

 

 

И брызги белые сирени летят в открытое окно

 

Уже с утра томилась зелень
предчувствием большой грозы,
а лето красное звенело
крылом летящей стрекозы.

Мотив тоскливый вспомнил ветер,
из неба выдавил слезу,
и прочерк ласточки отметил -
откуда надо ждать грозу.

Стемнело, в миг исчезли тени,
качнулись вниз верхушки крон -
и брызги белые сирени
летят в открытое окно.

Когда на лужах капель пляски,
июнь холодный не жалей...
узнаешь ты, какие сказки
рождает музыка дождей.

 

 

Бабочки белые кружатся

 

Бабочки белые кружатся,
жизни - на пару минут,
оттепель, в сереньких лужицах
души их ищут приют.

В снах своих зимние вишни
лето увидят на миг,
двор охраняет притихший
толстый в поту снеговик.

Листья берёзы из меди
тихо звенят на ветру,
ива озябшая бредит -
нежатся звёзды в пруду.

Завтра - мороз, гололедица,
ветками сшитая высь...
дождь, снег, а в сумерках светятся
окна, где нас заждались.

 

 

Золотят дорожки ивы

 

Отгудел пчелиный улей,
журавлям пора за море,
синеву хранит июля
увядающий цикорий.

Отцветая, мальвы бредят
об ушедшем тёплом лете,
у берёзы горстку меди
отобрал бродяга-ветер.

Золотят дорожки ивы,
и погожий вечер в радость,
на прощание красивым
пожелал остаться август.

Ты не верь, что осень судит,
что не выбраться из круга...
паутинки наших судеб
зацепились друг за друга.

 

 

Пора учить язык грачей

 

Над тенью ветер посмеётся,
взъерошит волосы рябин,
а в лужице монетку солнца
нашли и делят воробьи.

На волю из ледовой клетки
подснежник рвётся и ручей,
и шепчутся худые ветки -
пора учить язык грачей.

Мотивы нудные метели
сменило пение синиц,
не хочет слышать звон капели
седой сугроб, упавший ниц.

И что вчера казалось важным -
ненужный лист черновика -
плывёт корабликом бумажным
по синей луже в облака.

 

 

Царство голубых стрекоз

 

После коротких летних гроз
пруд - царство голубых стрекоз,
и любопытством не греши -
о чём здесь грезят камыши.

И всё вокруг полно чудес -
у василька глаза небес,
красивой парой лебедей
плывут два облака в воде.

А взгляд старается сберечь
лицо, загар любимых плеч...
махнула бабочка крылом -
я - в настоящем, ты - в былом.

Воспоминания вернут
июньский вечер, старый пруд...
а царство голубых стрекоз
всегда мне снится после гроз.

 

Валерий Мазманян

 

[Александр Семиреченский 506]

Спасибо, Валерий! Качественная лирика, очень атмосферные, наблюдательные стихи.

[Александр Семиреченский 506]

Легенды Калужского бора - 2.

Легенда вторая. Раскольничьи горькушки

Среди калужских грибников поныне ходит легенда про грибы, растущие на месте лесного раскольничьего скита.
После выправления церковных книг и богослужебной практики при Государе Алексее Михайловиче возникло движение несогласных с реформой христиан, которых правильно называть старообрядцами, а вообще именуют раскольниками, староверами, древлеправославными христианами. Эти старообрядцы разбрелись по разным уголкам России, скрываясь от преследования властей. Восстав против единоначалия, старообрядцы не смогли составить своего церковного единства и потому были обречены на дробление с образованием направлений и согласий, или, как мы теперь называем, сект. В Калужском бору поселилось две общины беспоповцев (не признававших священной иерархии). И в самой Калуге жили старообрядцы, совершая богослужения кто тайно, кто открыто.
В Российской империи не разрешалось хоронить «раскольников» на православных кладбищах, поэтому со временем в Калужском бору образовались собственные два старообрядческих кладбища, не сохранившиеся до нашего времени. Одно из них располагалось в северо-восточной части леса, выходившей к реке Яченке, и дурной славы не имело, а второе находилось в глубине леса за Багоновым болотом, куда калужане предпочитали не заходить. Был там у беспоповцев скит и верховодил им сектант Феофан, которого калужане прежде знали как разбойника по прозванию Фофан. Ходили слухи, что прячет Фофан в раскольничьей общине награбленное добро, а в скиту стоит позлащенный деревянный агнец, которому поклоняются, словно воплощению Господню. И будто бы любопытных сектанты близ скита отлавливают, душат и закапывают подо мхом, и оттого на Багоновом болоте родится крупная черника и особенно дурманящий багульник.
Давно уже нет следа от старообрядческого скита, избушек и кладбища, а найти их можно по грибам: где старообрядцы жили, там папоротниковая поляна и большая грибница желтого груздя, а на месте кладбища низинка с буграми, покрытыми глубоким мхом, и промеж них обильно плодятся горькушки. По влажной погоде в вечернее время можно слышать странное эхо на заросшем кладбище, если крикнуть про грибы, то слышится тихий ответ, как будто идет из воронок коричневато-красных шляпок:
- Горькушки чьи?!
- Раскольничьи-ничьи…
Ныне старые и новые обряды Русской православной церковью признаны равночестными и равноспасительными, а грибы на любых кладбищах всегда пользовались одинаковым почтением: никто их не брал, ибо кладбище – место, куда приносят, но ничего не берут.

 

[Александр Семиреченский 506]

Легенды Калужского бора - 3.

Легенда третья. Мешочек милостыни

Существует легенда, что в Калужском бору на обоз самой императрицы Екатерины Великой напали разбойники.
В декабре 1775 года, после торжеств, проходивших в Москве по случаю заключения Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией, в Калугу прибыла Императрица Екатерина II в сопровождении московского митрополита Платона и блестящей свиты, которую украшали генерал-фельдмаршалы Петр Румянцев-Задунайский и Григорий Потемкин. Калужане заранее приготовились к торжественной встрече и по этому поводу на средства, собранные калужскими купцами, на въезде в город у Московской заставы были построены Триумфальные ворота, названные Екатерининскими. При неумолкаемом звоне колоколов государыня проследовала к дому известного заводчика Демидова, где и остановилась на ночь.
На другой день, после приема депутаций и молебствия, Государыня со свитой выехала на бумажный (полотняный) завод фабриканта Афанасия Гончарова в 30 верстах от Калуги. В губернский центр Императрица возвращалась ночью. В дремучем Калужском бору возле глубокого, заросшего лесом оврага, спускавшегося к пойме Оки и прозванного Юрасовым рвом, на её обоз напала шайка разбойников атамана Юраса. Разбойники с топорами и кистенями в руках со свистом остановили царский поезд и скинули кучеров на снег. Захмелевшие после гончаровского застолья кавалеры и офицеры опомнились не сразу, а когда начали отбивать нападение, разбойники разбежались по сторонам. Пропал и один из возков с дорожным имуществом – царскими нарядами и украшениями, подарками и соболями, словно растворился в ночи. На следующее утро Государыня, одевшись по необходимости  в наряд калужской купчихи, отправилась в Лаврентьевский монастырь, где настоятель монастыря архимандрит Никодим с братией отслужил благодарственный молебен о спасении Царицы.
Через несколько дней у села Аннино на Смоленской дороге нашелся брошенный царский возок со всем имуществом. Пропали только три мешочка с металлическими деньгами, а ассигнации разного достоинства суммой в 65 тысяч рублей, как ни странно, были только разворошены и оставлены в сундучке. Впрочем, часть монет через четыре месяца нашлась.
Позже из допросов выяснилось что во время грабежа, пока одни разбойники отвлекали свиту и стражу, другие погнали возок в имуществом прочь от Калуги, в сторону деревни Аннино и свернули с дороги неподалеку от опушки. Начав потрошить имущество, нашли они три мешочка монет и стали их тут же делить. В одном мешочке лежали деньги медные, которые Императрица предназначала на раздачу милостыни бедным людям, в другом – серебряные рубли для награждения купеческого и благородного сословия, а в третьем – золотые для губернских служащих и монастырей. Пока одни принялись за деньги, другие занимались возком и скоро поняли, что похитили самое личное царское имущество.
Смятение пролетело среди разбойников:
- Царские наряды! Зеркало! Румяна!
Такого воровства Государыня не простит и накажет всем своим могуществом. Страшно стало лихим людишкам, а атаман твердо сказал:
- Бросать надо возок как есть!
И тут монеты внезапно накалились и начали разбойникам жечь руки. С криками и стонами стали их отбрасывать, а монеты шипели и сразу уходили под снег.
В те дни разбойников не изловили, но вскоре в Калугу из Москвы был прислан отряд драгунского полка. Вместе с воинской командой и охочими людьми шайку разбойников окружили по дорогам и по льду Оки, и по самому бору и загнали к Юрасову оврагу, где нещадно побили. Один только Юрас долгое время скрывался в дремучем бору, а потом, как гласит предание, вразумленный, на челне ушел по Оке и стал иноком в далеком монастыре.
Памятуя о чудесном спасении, государыня повелела изобразить на гербе Калуги императорскую золотую корону (герб Калуги Екатерина II утвердила в 1777 году). Еще в память о посещении императрицей Калуги были выбиты две медали, на одной из которых императрица изображена в Калужском наряде, а надпись гласит «се како любит ю» (вот как любят Её).
Весной, когда сошел снег, на опушке долго находили монеты из царской милостыни, но, конечно, немало их так в земле и осталось. С тех пор в этом месте всяких год вырастает сколько-нибудь грибов, но всегда трех видов: из медных монет маслята, из серебряных рублей – белые, а из золотых – рыжики.

[MazVG 18]

Добрый вечер, Александр

С Праздником!

Добра, радости и творческих успехов.

 

С уважением Валерий

[MazVG 18]

Багряным сердцем бьётся осиновый листок

 

Багряным сердцем бьётся
осиновый листок,
сосна целует солнце
в оранжевый висок.

Тепло в душе от мысли,
что я в тебя влюблён,
пылают жаром листья -
обжёг ладони клён.

С берёзой в тихой роще
давным-давно знаком,
поманит жизнь хорошим -
пойдёшь и босиком.

Что многое нам поздно -
дождя ночного бред...
а осень льёт из бронзы
листву и память лет.

 

 

Уходит пора золотая

 

Уходит пора золотая,
поплачься, себя пожалей,
берёза обноски латает
цыганской иголкой дождей.

А клёны не прячут нагие
узлы выступающих вен,
и мучает нас ностальгия,
и просит душа перемен.

Ты рядом, к чему торопиться
с утра в суматоху недель,
зонты, словно чёрные птицы,
куда-то уносят людей.

С намокшей травы не поднимешь
осины цветастый платок...
что там - за туманами - финиш,
а может быть, новый виток?

 

 

А клёны на жёлтых ладонях приносят вечернюю грусть

 

Лист палый ветра не догонит,
в сиреневый вцепится куст,
а клёны на жёлтых ладонях
приносят вечернюю грусть.

Ничем эта осень не хуже
и будет не лучше других,
дожди на асфальтовых лужах
житейские чертят круги.

Слова распадутся на звуки,
любовным порывом не лгут,
целую красивые руки -
они создавали уют.

Покой на душе - это милость,
уже никуда не спешим...
а осень навек зацепилась
у глаз паутинкой морщин.

 

 

И бабочкой лимонницей осенний лист закружится

 

Рябины губы алые
целованные ветрами,
а в сквере листья палые
считает август с ветками.

Узнает осень - выжили,
морщинками открестится,
берёза в пряди рыжие
заколку вденет месяца.

Любовь жива, а прочее
само и перемелется,
и капель многоточие
стряхнёт на плечи деревце.

И серость не схоронится
от солнца в мелкой лужице...
и бабочкой лимонницей
осенний лист закружится.

 

 

Года на ниточки дождя, прощаясь, август нанизал

 

На ветры чуткий палый лист,
чуть шорох - он за ними вслед,
и прячет ночи аметист
под золото берёз рассвет.

Немного слёзы нам вернут -
минуту грусти, боль обид,
и знает только старый пруд
что за душою у ракит.

Твой вздох и сумрачность лица
в подоле осень унесёт,
осин багряные сердца
стучат для нас - ещё не всё.

Спешил куда-то, что-то ждал,
шумит бессонницы вокзал...
года на ниточки дождя,
прощаясь, август нанизал.

 

 

А мы, как поздние цветы

 

У зеркала притихла ты -
морщинки и седая прядь,
а мы, как поздние цветы,
не верим - время увядать.

А в памяти ночной грозы
весенний день и майский гром,
какая осень без слезы,
без сожалений о былом.

И будь ты грешник, будь святой,
за птичьей стаей не взлететь...
и дождь серебряной метлой
метёт берёзовую медь.

 

 

И яблоком медовым нас искушала осень

 

Две звёздочки - скитальцы -
опять уйдут с рассветом,
багряных листьев танцы -
обряд прощанья с летом.

И сломанной подковой
в ночь кто-то месяц бросил,
и яблоком медовым
нас искушала осень.

И облака летели
гусиной стаей к югу,
и жёлтые метели
толкали нас друг к другу.

Душа хранит и память -
всё не бывает вечным...
ты улетела в замять
берёзовым сердечком.

 

 

И напишут дожди о нас повесть

 

Подмигнёт на прощание поезд -
не горюй, не сложилось, прости,
и напишут дожди о нас повесть
на пергаменте палой листвы.

Не так много душа и просила -
пожалей, дай надежды глоток,
одинокая зябнет осина -
не согреет цветастый платок.

Возвращаются летние грёзы
вместе с грустью вечерних минут,
журавлей провожая, берёзы
в косы жёлтые ленты вплетут.

Зря молить или кланяться в пояс,
время скажет, где мы не правы...
и напишут дожди о нас повесть
на пергаменте палой листвы.

 

 

Валерий Мазманян

[Александр Семиреченский 506]

Легенды Калужского бора - 4.

Легенда третья. Драгунские грибы

Зимний опенок, или фламмулина бархатистоножковая (Flammulina vilutipes), имеет разные названия на русской земле. Называют его медовым и золотистым опенком, зимним грибом. В Западной Европе чаще всего эти гриб продается под японским названием «энокитаке». А в калужской земле встречается название «драгунский гриб», возникшее, очевидно, еще в начале 19 столетия.
После сражения под Малоярославцем 24 октября 1812 года русским людям пришлось немало похоронить своих собратьев и павших врагов. Но многие из солдат и офицеров французской армии, сдались или будучи ранеными попали в плен. Были они размещены в том числе и в Калуге. Среди них оказалось сколько-то драгун 20-го драгунского полка, отряд которых после короткого отступления русских войск от Малоярославца в сторону Калуги предпринял рейд, но был окружен и захвачен.
И теплая темница не сладка, а тут плен! Холод, еды не вдоволь, да еще тиф к немытым телам пристает. Словом, немало «гостей» нежданных в плену умерло, и чтобы остановить распространение болезней, хоронили из на северо-восточной окраине Калужского бора, за Яченкой, на заболоченном пойменном лугу. Долго туда калужане ходить опасались, а через несколько лет прошел в народе слух, что у «французских могил» на ивах и ольхе появились диковинные грибы со шляпками золотистыми, а ножками черными бархатными. Приносили ради любопытства эти грибы крестьяне да охотники, и как-то прошел слух, что грибы цветом повторяют шлемы погребенных драгун. Шлемы те были из латуни, стало быть, начищенные цвет имели золотой, а с гребня спадал черный конский хвост для защиты шеи от скользящего удара в кавалерийском бою. Сравнение это распространилось, а гриб прозвали «драгунским».
Подмечено, что в Калужском бору зимние опята массово появляются между 19 и 26 октября, то есть от выхода Наполеона из Москвы до начала отступления французской армии. А собирать их можно до самого рождественского Манифеста Императора Александра I, да только мало кто берет «драгунские грибы». А напрасно! И гриб вкусен, и закусить им приятно, вспоминая гибель 20-го драгунского полка Великой армии на русской земле.

[MazVG 18]

Мазманян Валерий Григорьевич

родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.

В 1975 году закончил

Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.

Живёт в Москве. Работает в системе образования.   

Автор книги «Не спросишь серых журавлей».

 

С тобой напишем после запятой

В листве берёзы больше желтизны,
в осенних днях немного новизны,
дожди с утра вечерний сумрак ткут
и цену поднимают на уют.

Поплачься, только в память не неси
больной румянец на щеках осин,
свои печали, голой ветки дрожь,
цветок увядший и чужую ложь.

Когда грустишь со мной поговори,
как капли солнца цедят фонари
и как красив на вид со всех сторон,
отлитый октябрём из бронзы клён.

Дорожки стелет палая листва,
со временем всё станет на места...
с тобой напишем после запятой -
не осень жизни, возраст золотой.

 

Мы - две паутинки в осеннем саду

Сложились недели - и август прогнал
нас снова на те же круги,
и жёлтые ветки - последний загар -
на плечи берёзы легли.

А листья на крик журавлиный спешат,
взлетают и падают ниц,
потянется в небо и вспомнит душа -
она из зимующих птиц.

Поплачься - сегодня с судьбой не в ладу,
молчанием нас не трави,
мы - две паутинки в осеннем саду -
спасёмся на ветке любви.

Морщинки печали и наши лета
про чувства угасшие лгут...
монетку луны на удачу ветла
бросает в темнеющий пруд.

 

И осень нас окрестит берёзовой листвой

Пришли дожди-скитальцы,
за ними вслед ветра,
а в сквере листьев танцы
с заката до утра.

Осталась зелень сосен,
один виток дорог,
сегодня наша осень
шагнула на порог.

И как судьбу не мерьте,
счастливый - кто влюблён,
а в жёлтой круговерти
грустит багряный клён.

Не верь, что спеты песни,
что серый день - пустой...
и осень нас окрестит
берёзовой листвой.

 

Ветка беременна тяжестью яблок

Вечно спешили, а поняли поздно,
что проглядели уже не отыщем,
дождик, склевавший вечерние звёзды,
тихо ушёл по ступенчатым крышам.

Память назойливо в прошлое гонит,
вспомнишь - менялись со временем вкусы,
падают в травы с кленовой ладони
ниткой разорванной капелек бусы.

На двойника из зеркальности лужи
смотрит фонарь немигающим взглядом,
многое было, бывало и хуже,
главное - мы неразлучны и рядом.

Утром ненастным прохладно и зябко,
пледом укрою, смеёшься - согрелась...
ветка беременна тяжестью яблок,
в осень с улыбкой - душевная зрелость.

 

Сусальным золотом берёзы покрыли мокрые аллеи

За улетевшими стрижами
на тёплый юг собрались гуси,
и дождь в осенние скрижали
вписал строку о нашей грусти.

Вставляет утро в рамки окон
свои неброские пейзажи,
печали разошлись по строкам,
надежды остаются блажью.

А журавли, срывая голос,
опять наобещают встречи,
лучом закатным гладиолус
осветит бесконечный вечер.

Мы, как несрезанные розы,
роняя лепестки, сомлели...
сусальным золотом берёзы
покрыли мокрые аллеи.

 

Валерий Мазманян